Памяти Вилли Мельникова

Воскреситель.

Сергей Анатольевич Старостин  был заведующий кафедрой Российского гуманитарного университета, доктор филологических наук, член-корреспондент Российской академии естественных наук. А Вилли по сути был обыкновенным тусовщиком. И вот это его  положение свободного художника, сближало нас. И это его состояние  оказалось под  постоянными моими атаками. Я убеждал его в греховности того, что он не использует свой дар. Времени у нас для общения  всегда оказывалось предостаточно. Я рисовал ему картины, как вокруг него создается институт языков мировых цивилизаций. Он отвечал, что им никто не интересуется всерьез. И, наконец, однажды я  очень крепко нажал на него, убеждая уехать на Запад. И он ответил мне совсем просто: «Меня устраивает, что есть, а Запад меня не устраивает». И я от него отстал. И Вилли жил как птичка, совершенно свободным от званий и независимым от обязанностей. И чирикал на своих языках.
Приведу  абзац,  посвященный Вилли из моей статьи об опере Ираиды Юсуповой «Арфистки в аду». Опера показывалась всего три раза. И теперь стала легендой.
«Вилли Мельников центральный персонаж оперы. Он сам, а не его роль. Собственно, он центральный персонаж многих перформансов Ираиды Юсуповой и ее фильмов. Это известный по многим телевизионным передачам человек, он знает непостижимым образом языки исчезнувших этносов и цивилизаций.  Пра-языки.  Он их не мог изучить, нет таких учебников, нет и таких письмен, языки сами вселяются в него.  Этот уникальный человек, языковой медиум и телепат, не нашел в нашей стране более важного поприща, как участвовать в перформансах.  Очередной «лишний человек». Центральная часть оперы отведена ему.  И он играет самого себя. В художественной ткани оперы он не вождь, не главный жрец. Возможно, что это дух, вызванный сакральными ритуалами массовки тоталитарного культа. Не предмет поклонения, а учитель тайных знаний.  По сути, это реально так и есть. Ираида говорит, что он значится в опере как Фауст. Наверное, он и в жизни был Фаустом, вызывая из бездны не Мефистофеля, а символические  системы неведомых миров. 
Если бы я не видел много раз его перформансы на различных вернисажах, то  не догадался бы, что он делает в опере. А он на наших глазах создает драконические граффити, -  картины, которые одновременно являются стихотворениями на разных языках. Он рисует их на бумаге, а  главную картину пишет на белых одеждах  своей возлюбленной. А потом он все их покажет и прочитает нам. Прочитает на неведомых языках. На тех самых языках, которые приходят к нему, и на которых никто не говорит. Это очень впечатляющее зрелище. И убедительное.  Убеждаешься в конце концов, что человек говорит с тобой на шумерском языке, как гражданин Аккада. На праславянском,  на котором  был вызван к нам Рюрик и многих, многих других, чьи корни только иногда мелькают в словах до сих пор. Он передает не только смысл, но, что особенно важно и невероятно, звуки тех языков. Вилли обладает  абсолютным музыкальным слухом, и его импровизированная ария, это звуки исчезнувших языков. Это стоит послушать в любом случае. Даже если вам совсем не нравится участвовать в страшной языковой мистерии».

После всего сказанного, расскажу то, что вас уже не должно удивить, о моем мистическом общении с Вилли.
В день похорон  я встал к иконам, чтобы помолиться. На глаза попалось стихотворение Вилли, я взял его в руки и прочитал глазами, стоя перед иконами. И вдруг почувствовал, что сам Вилли здесь. Веселый и понимающий. Я это почувствовал всем сердцем. Так, как и в  реале, в общении с ним никогда не чувствовал его.  Я долго стоял, переживал это удивительное состояние. Что будет дальше? Но дальше ничего не происходило. Честно говоря, это был не  первый и не единственный раз, когда мертвые души являлись ко мне.
Прочитав утренние молитвы, я понял, что должен и  особо помолиться  о новопреставленном рабе Божием Виталии (с таким именем он был крещен). И совершенно машинально в конце  молитвослова  открыл последование «По исходе души от тела» и прочитал его одним залпом. Дело в том, что этот канон, хотя и помещен в любом молитвослове Московской Патриархии, но давно вышел из традиции. По традиции по покойникам читают псалтырь. Я и по собственной матери не читал этот канон, а только псалмы. А тут неведомая сила  внушила мне прочитать этот прекрасный канон. Пока я молился, похороны прошли и я успел только на поминки. Придя в кафе, я тут же во всеуслышание объявил, что Вилли являлся ко мне и прочитал стихотворение, на которое он откликнулся... 

ДИАГНОЗ СЕБЕ

Неотвратиканье секунд
в Икараоке океана,
в чьем плеске, замершем во фрунт,
умылась Юлия Пастрана.
Дверь-отопричник повзрослеп.
В скорогоморрках стынет сера.
И озаглавил Имхотеп
мир пирамидою Джосера.
Как, разозлира, ты глупа!
За песни платят в чентезимо!..
Александрийская столпа
спешит скосить дворец озимый.
В китах кипит адреналим:
там хороводолаз без шлема,
и досказательство своим
считает предопредилемма.
В противАгасфер облачить
решись глаголовы веков сам!
Волков ораторскую сыть
подай к столу немногословцам!..
Мой зодиагноз часто врёт.
Благодарю, благовест-готы!
Ведь не боится болеглот
сертификаторжной работы.

И последнее.
У нас с ним было много неосуществленных планов. Он, например, вызвался расписать мне стену в моей новой квартире своими драконическими граффити.  Но не успел. Не успел он и показать мне дикие, пустынные и страшные места Кузьминского парка и  Ветеринарной Академии. Эти места мне самому пришлось исследовать. Я часто ходил к Кузьминскому роднику и набирал себе  воду. И вот, в очередной раз, иду я за водой, за плечами рюкзак с  пустыми  пятилитровыми  емкостями. Иду к роднику вдоль тихой речки Чурилиха. Тропинка эта, вдоль реки, часто пересекается ручьями,  через которые приходится перепрыгивать. Но на этот раз ручей разлился широко, и я решил  ступить в сторону, благо шикарный лиственный ковер покрывал землю, скрывая все, что под ним.  Шагнул и проваливаюсь по пояс в черную жижу. Болото  оказалось очень глубоким и я буквально поплыл в нем, чтобы выбраться. Так что и лицо стало черным. Искупался и наелся. И вышел из него чернее черта.
Наконец, я добрался домой, вымылся под душем. Стал анализировать случившееся. День 26 октября клонился к концу. И тогда я вспомнил, что сегодня Вилли было как раз 9 дней. В этот день душам показывают адские круги ада со всеми озерами: огненным, ледяным, ну, и  грязевым. Так что Вилли исполнил обещанное, показал мне дикие, пустынные и страшные места.
Конечно, безобидная, скромная Чурилиха это не Стикс. Течет она в сторону Люблино, мимо Люблинского кладбища, на котором теперь покоится сам Вилли, потом к Люблинским прудам, недалеко от которых он жил, на берегу которых любил сидеть, смотреть на уточек, ныряющих  с головой  на этих берегах и родилось то слово, которое определяет его суть. Лингводайвер. И теперь он уже погрузился с головой и нашел, надо думать тот, единый язык, на котором говорит вселенная.