|
В ноябре 1947 года Училище Связи было сокращено на половину,
в том числе и рота, которой я командовал. Я был назначен
командиром радиороты в Москве при 1-ом полку связи МО СССР.
Радиорота формировалась только радистами первого класса,
переводимыми из других частей. После формирования 148 ОБС
(Отдельного батальона связи) он был передислоцирован в
Звенигород, где формировалось управление Семипалатинского
полигона.
Позже 148 ОБС и я с ротой, по железной дороге были направлены
в район Семипалатинска и далее автотранспортом во вновь
строящийся городок на берегу Иртыша.
Радиосвязь была запрещена, радиостанции законсервированы.
Грамотные радисты остались без работы и их
переквалифицировали, в том числе и меня, в дозиметристов, а я
приказом по управлению назначен младшим научным сотрудником,
по сути дела старшим дозиметристом.
28 августа, накануне испытания (взрыва), начальник
оперативного отдела, начальник химслужбы и я, по приказанию
командира в/части 52605 (полигон), были направлены в район
взрыва для проверки отсутствия в районе людей. А я, кроме
того, должен был ознакомиться с дорогами в районе,
строениями, и размещением техники и объектов, подвергающихся
воздействию взрывной волны, радиации и высокой температуры.
Я объездил весь полигон и стало ясно, что от вышки (центра)
по радиусу располагаются: сектор капитальных строений, сектор
танковой и автотракторной техники, сектор авиации, в
спецокопах сектор продовольственных товаров. Расстояние между
объектами 100-200 метров.
Весь полигон был разделен на три пункта: Управление и
жилгородок - пункт М, научный городок - пункт О,
непосредственно полигон - пункт П. Пункт П находился в 30 -
км. от пунктов М и О. Все руководство полигона размещалось на
пунктах М и О. там были простые. малообустроенные здания с
кабинетами. без всякого комфорта. Там находился и кабинет
«Бороды» - начальника всего полигона. По другому нам тогда
имя Игоря Васильевича Курчатова было неизвестно.
После того, как мы обследовали безлюдный район, начальник
химслужбы зашел в отсек сектора продовольствия, взял бутылку
вина и закуски на троих и предложил за успешное завершение
задания выпить по рюмочке.
Не успели мы окончить этот «ритуал», как неожиданно появился
начальник полигона - генерал с вопросом: «Вы чем тут
занимаетесь?» Начальник оперативного сектора полковник,
ответил на это: «Товарищ генерал, а мы думали, что остаемся
здесь в качестве подопытных кроликов». Генерал улыбнулся, и
успокоил нас: «Ну, хорошо, что все нормально, налейте и мне
рюмочку». Так закончился канун перед днем взрыва 1-й атомной
бомбы.
Утром 29 августа автомашина, укомплектованная приборами, была
готова к выезду на объекты. Машина была оснащена защитной -
свинцовой плитой, толщиной, примерно, 2 см., в кабине и в
кузове.
В 8 часов утра весь личный состав был выведен из помещений
пункта П в поле на высотку в 500-700 м. Все надели
противогазы и легли на землю лицом вниз.
Мне же начальник дозиметрической службы подполковник Зикеев
предложил остаться в помещении и понаблюдать за показаниями
приборов. Я остался. Через пару минут открылась дверь и вошел
начальник полигона, с которым мы выпивали накануне. Он лично
решил проверить, что все помещения покинуты. Обнаружив меня,
он нецензурно обозвал меня:
" Что ты здесь, ... делаешь?
" Мне приказал наблюдать за приборами полковник Зикеев, -
ответил я.
" Он такой же ... как ты, марш за всеми!
Я бегом добежал на сопочку, куда были выведены все: и
начальники, и подчиненные, и солдаты, и офицеры, и научные
сотрудники. Они в противогазах лежали вниз лицом.
Через 5-6 минут прогремел взрыв, земля затряслась под нами.
Землетрясение было в 4-5 баллов, как объяснили люди, которые
его измеряли сейсмоприборами.
Через 1-2 минуты полной тишины все, вскочили и начали кричать
«Ура!», бросать вверх головные уборы, обниматься.
«ПОЛУЧИЛОСЬ!»
Мне было не до этого. Я бегом понесся к приборам. Открыл
дверь и, о ужас! Дверь, пол и все деревянные части помещения
покрыты как врезавшимися пулями, мелкими частями стекла от
окон.
Я понял, что если бы не мой «милый генерал», обругавший меня
15 минут назад и выдворивший меня из комнаты, я был бы куском
мяса, истыканным стеклом. Говорят, что даже в Семипалатинске
кое-где были повреждены стекла (примерно около 70 км от
взрыва). Взрывная волна, световая вспышка, и радиация это
три поражающих фактора атомного оружия.
Явившийся начальник, увидел меня целым и невредимым, и очень
обрадовался. Я доложил, что меня выгнал генерал, правда, не
сказал, как мы за этот поступок им обласканы.
Машина на готове, экипаж тоже, на горизонте еще не исчез
«гриб» после взрыва. Мы отправились в путь, благо, как
проехать, усвоено лично мною накануне, и я по пути давал
указания шоферу, где и куда повернуть, где остановиться для
измерения.
Я был первый, кто увидел последствия этого взрыва. Кроме
шофера в машине находились еще трое моих подчиненных -
сержанта. Когда мы въехали в пылевое облако, то увидели, что
дозиметрические приборы зашкалили. Автоматически включились
аварийные сигналы: красный свет, зазвенел звонок. Шофер
газанул, и мы быстро миновали опасную зону.
25 лет в силу обязательств я не только не мог говорить, как
это на самом деле было, но даже упоминать о своем участии в
этих испытаниях. Кроме того, я постоянно чувствовал за собой
слежку соответствующих органов.
Я был ответственный за контроль радиации на объекте, за
соблюдением мер предосторожности и правил безопасности. Лично
приходилось вступать в споры с нарушителями техники
радиационной безопасности. У меня есть факты ухода из жизни
людей, которые не соблюдали меры безопасности. Приведу два
примера. На пункте дезактивации проводили замеры радиации у
выходивших из зоны. Все полностью разоблачались, и выдавалось
чистое белье «под пломбой». Вдруг молодой солдатик нерусской
национальности при проходе показал такую зараженность, что
приборы зашкалили. Оказывается, в секторе продовольствия он
добрался до печенья и прочих деликатесов. Наелся вдоволь, а,
как известно доза больше 50-ти «Бер» уже смертельна.
Второй случай такой. Мы разбирали кирпичные завалы в одном
здании. Руководил работами подполковник. Он был без
противогаза и других мер защиты. На мое замечание, с гонором
ответил: «Старшим, товарищ капитан замечания не делают. Я и
не такое видел». Я доложил начальнику о таком нарушении. А
закончилось все тем, что через неделю подполковник попал в
госпиталь в безнадежном состоянии.
На 4-й, 5-й день можно было наблюдать, как птицы: ястребы,
вороны и др., распустив крылья, двигались по степи, ни на что
не реагируя. Это был результат облучения.
Думаю, что для земляков полезно было бы знать некоторые вещи,
если не дай Бог, окажемся в подобной ситуа-ции.
Я лично благодарен академику Игорю Васильевичу Курчатову,
который создал такие условия для работы в зараженной
радиацией местности, что я и мои подчиненные, соблюдавшие
необходимые меры, не подверглись поражению.
Был у меня второй случай, когда я мог остаться трупом. Дело в
том, что, обследуя один подвал разгромленного здания, я не
учел, что противогаз не защищает от газа аргон и, выйдя из
подвала, я упал в обмороке и спас меня подчиненный, сержант
Жабинский. Он сорвал с меня противогаз, и я ожил.
После увольнения из армии работал военруком ГПТУ, техникума,
школы № 1 г. Кимры. Всегда проводил работу по противоядерной
защите. Лично считаю, что сейчас в стране плохо проводятся
мероприятия по защите населения. Наглядно это показалось при
катастрофе на Чернобыльской АЭС.
Ветеран подразделений Особого Риска, полковник в
отставке Н. Е. Лапаев
|
