 |
В издательстве «Пробел» вышла книга Губанова с переводами на
итальянский, французский, сербский, хорватский... «Меня
ищут, как редкий цветок...». Книга была представлена в
набившемся до отказа зале Литературного музея в
Трубниковском... Существуют еще переводы на испанский, но
почему-то не включены в книгу. Наверняка есть на английский,
но тоже в книге их нет.
Конечно, очень престижно звучать на мировых языках.
Забавно читать вместо «Ну, а Бог, ну, а Бог, ну, а Бог?» -
слышанное много раз в прокуренных кухнях, - «Куэлла сера е
Дио, перо? Куэлла сера э Дио?» или про французски «Эт Дье
донк? Эт Дье донк? Эт Дье донк?» Последнее по звучанию совсем
близко.
Это поднимает Лёнечку на мировой уровень. Поднимает вместе
с нами, вместе со всей неподкупной богемой.
И Венеция, и Вена,
И две шлюхи из Милана,
Позабудут стиль Верлена
И полюбят стиль Губанова!
Составитель книги, автор диссертации и монографии о Губанове,
Андрей Журбин, не без иронии отмечает, что это типа
предсказание, сбылось.
И окажется, что переводчику из Милана Массимо Маурицио и
ничего менять не надо. Все рифмы в масть. Wien - Verlaine. И
так лихо закрученная рифма, с найденными созвучиями города
Милана и поэта Губанова, тоже ассоциативно остается на
итальянском. Milano Gubanov.
У Лёни выработались свои фишки по жизни, которые все
объясняли и заставляли его слушать и удивляться им. Слово
«гений» которое он ввел в моду. В 60-е оно, конечно, звучало
иначе, чем в двухтысячные. «Самое Молодое Общество Гениев»,
придуманное им, - рулило мозгами. «Я гений, а вы - г...»
Такая манера была свойственна Лёне. Морщились, но принимали.
Или: «Вы все ногтя моего не стоите...» Возражали только
маргиналы, типа Лимонова, наскакивая и разбивая бутылку о
гениальную голову. И еще фишка: «Я умру в 37 лет...» Тут
тоже все умолкали. И уже добивал поверженных Лёня фразой: «У
меня готовится в Париже двухтомник». А когда через какое-то
время я переспрашивал у него: «Ну, как там в Париже? Вышел
двухтомник?»
- Нет, - отвечал Лёня, - задерживается, - теперь выходит
десятитомник, но в Америке.
Такое поведение «гения» легко перенять, копировать. Но никто
не решался. За это нужно было быть готовым подставить голову,
чтобы о нее били бутылки.
Тогда публикации на Западе означали, что ты уже на Парнасе. И
никакой критике не подлежишь, а обречен на пожизненное
почитание и обожание. И Лёню с его выходками обожали.
И вот, наконец, дошли до нас и реальные, а не
мистифицированные переводы, издания, публикации на Западе
поэзии Губанова. Честно говоря, никакой радости и престижа
они не добавили. Пообщайтесь с американцами, они не знают ни
только где Париж, они не знают кто такой Уитмен. «В Америке
и Англии вы меня полюбите...» - это к нам обращено, совсем не
к англичанам и американцам. А Европа, забывшая и отвергшая
свое христианское предназначение, превратилась просто в
сточную канаву для беженцев. О Верлене и Рембо давно не
вспоминают, куда там, лишь бы собственную задницу спасти. А
очко у них в опасности!
Европа прибежище шлюх, как верно заметил и напророчил Губанов
еще в 60-х. И только на них надежда, на шлюх из Милана.
Некогда, еще совсем недавно, в слове эмигрант слышалось нечто
героическое, а сейчас туда сливаются только «бляди». Любимое
словечко из лексики Губанова, и означает оно, не совсем то,
продажный человек. Туда и текут воры, и шлюхи, потерявшие
себя люди, чтобы удавиться у золотых умывальников и
унитазов.
Нет Верлена, нет Бодлера, - вздох, -
нет Рембо и нету даже Баха.
Только есть Бог Бог Бог
И моя белая рубаха.
Вот и предсказанный конец Европы. Так что, до Губанова не
дотянуться.
Лев Алабин
|
