 |
Венедикту Ерофееву 75 лет, казалось бы, от этой новости
должен вздрогнуть весь мир. Ведь бессмертную поэму «Москва -
Петушки» рано ушедшего из жизни Венечки уже перевели почти
на 100 известных языков. И на некоторое количество
безвестных. Но нет, Союз писателей об этом не вспомнил. Да и
не был Веня членом Союза Писателей никогда. Вечера памяти
проходили где-то около и вокруг ЦДЛ. Сначала в
Трубниковском переулке, в музее Серебряного века, потом
перешагнули Садовое кольцо и аукнулись в другом музее, с
трудно произносимой аббревиатурой ГЦСИ. То есть Центре
Современного искусства, где заодно удалось выставить
эпические листы Кирилла Мамонова, запечатлевшие построчно и
поглавно, в карандаше и сухой игле маршрут «Москва-Петушки».
Чеховские герои сидят, пьют чай, ведут малозначительные
разговоры, а за всем этим рушатся судьбы, и громыхают
трагедии. У Ерофеева тихо и мирно пьют спиртные напитки, а
между тем, за всем этим громыхают трагедии уже
международного масштаба, и рушатся судьбы не только людей, но
и богов.
Ерофеев могильщик коммунистических богов. Богов
марксизма-ленинизма. После «Петушков» к «Лениниане», на
которой держался социалистический реализм, относиться
серьёзно было уже невозможно. В 70 -е годы прошлого века,
когда поэма и увидела свет самиздата, принято было в
интеллигентных кругах разговаривать языком ее героев. И
особенным успехом пользовались фразы, пародирующие изречения
Ленина, навязшие у всех в зубах: «Стервозность, как высшая и
последняя стадия блядовитости». Работа Ленина называлась
«Империализм, как высшая и последняя стадия капитализма»,
помню, потому что ее высмеял сам Ерофеев. Эту работу Ленина
уже все давно забыли, уже об империализме и речи нет, и
пролетариат, могильщик капитализма куда-то исчез,
превратившись в офисный планктон, а Веня все живет. История
пошла, почему то совсем не по тому пути, который был ей
предначертан марксизмом-ленинизмом.
Из всех выступавших запомнились больше всего Борис Мессерер и
Наташа Шмелькова, последняя любовь поэта, автор мемуарной
книги, ставшей давно бестселлером и библиошоафической
редкостью «Во чреве мачехи или Диктатура красного». Мессерер
рассказал, как он впервые познакомился с поэмой
«Москва-Петушки». Это было в Париже, в 70 годы, куда они
приехали вместе с Беллой, и делегацией писателей на книжную
ярмарку. Они обходили книжные развалы, где были выставлены
все достижения мирового интеллекта и с грустью убеждались,
что русских книг совсем нет. И в этот же день, ночью им в
гостиницу кто-то принес самиздатскую рукопись «Петушков» и
они читали взахлеб, не могли уснуть. И воспринималось это там
как ответ всем этим сартрам и камю&
«Веня как ответ буржуазным мыслителям».
На этом Мессерер не перестал нас удивлять, он поведал, как
катал по Москве Веню на «Чайке», словно члена Политбюро. Но
этот воистину фантасмагорический рассказ я не в состоянии
адекватно пересказать, просто запомните сам факт. Это был на
самом деле. От Нового Арбата до Дома Кино Веню катали на
«чайке», заплатили за это какую-то астрономическую сумму. Но
историческая справедливость была восстановлена. Белые
накрахмаленные шторки были задернуты. Веня ехал мимо своей
любимой Красной площади, где никогда не был его герой, никем
неузнанным. Как и полагалось по сюжету.
На этих скромных юбилейных торжествах были замечены внуки и
внучки Венедикта. В количестве четырех. Неугомонный Слава Лен
вызвал их на сцену под всеобщие одобрительные аплодисменты
и заставил читать стихи русских классиков. С чем они отчасти
и справились.
В качестве развлечения Слава Лен предложил игру в цитаты, кто
больше назовет цитат из «Петушков», тому достанется «Слеза
комсомолки». Игра затянулась надолго, на два вечера. Есть
мнение, что поэма разошлась по России цитатами. И это
«трансцендентальное» явление. Позволим себе в конце вспомнить
несколько поучительных цитат из этого вечнозеленого
произведения.
«Жизнь дается человеку один только раз, и прожить ее надо
так, чтобы не ошибиться в рецептах».
«От третьего рейха, четвертого позвонка, пятой республики и
семнадцатого съезда можешь ли шагнуть, вместе со мной, в
мир вожделенного всем иудеям пятого царства, седьмого неба и
второго пришествия?..»
Да «Человек смертен» таково мое мнение. Но уж если мы
родились ничего не поделаешь, надо немножко пожить&» И
когда-нибудь сбудется мечта великого русского писателя
Венедикта Ерофеева и люди станут другими. «О, если бы весь
мир, если бы каждый в мире был бы, как я сейчас, тих и
боязлив, и был бы так же ни в чём не уверен: ни в себе, ни в
серьёзности своего места под небом как хорошо бы! Никаких
энтузиастов, никаких подвигов, никакой одержимости!»
Лев Алабин
Венедикт Васильевич Ерофеев (24 октября 1938, Нива-2,
Мурманская область 11 мая 1990, Москва)
|
